Хто такий алманбет із епосу Манас

Эпос “Манас”. Назначение Алманбета главнокомандующим

В долине речки Сары-Тал
В поход идущие бойцы
Устроили большой привал.
Воткнули копья в мягкий грунт,
Мечи забросили в кусты,
Коней угнали, чтоб пасти.
Одни, спасаясь от жары,
В реке купались голышом,
Другие спали под шатром.
По кругу вытоптав траву,
Устроили игру в ордо.
Назначив крупную байгу,
Играли здесь в тогуз-коргол.
Как будто тысячная рать
Отправилась в большой поход
Поесть, поспать и поиграть!
Увидев это, Алманбет
Во гневе был и разъярен,
И тут же прибыл в ханский стан.
— Прости меня, великий хан!
Пора сворачивать с пути!
С такой разнузданной толпой
Нам до Бейжина не дойти.
Со стадом диким вот таким
Мы никогда не победим!
А если выступим, никто
Там не останется живым!
В поход я с вами не пойду!
Такую дикую орду
На гибель я не поведу!
И сорок воинов-верзил,
А с ними сам старик Кыргыл,
Не смея ничего сказать,
Стояли, опустив глаза
(Видать, горели от стыда).
— Ты прав, мой храбрый Алманбет!
В войсках у нас порядка нет.
В походе на Большой Китай
Следить за войском, управлять
В пути обязан был Бакай.

А коли власть не смог он взять,
То, знать, состарился наш брат.
Отныне ханом боевым
В пути пусть будет Алманбет!
Езжайте к дядюшке сейчас
И сообщите мой приказ! —
Решительно сказал Манас.
И тут же Ажибай, Серек
Поехали к Бакаю в стан.
Чтоб пожилого абаке
Известием не огорчать,
Не знали, как, с чего начать.
Заметив это, хан Бакай
Сказал: — Я вижу, оба вы
Пришли о чем-то сообщить.
Боитесь, если весть дурна,
Велю вам головы срубить.
Не бойтесь, выслушаю вас.
Что повелел мне хан Манас?
Набрался духу Ажибай:
— Простите, дядюшка Бакай.
Когда мы двинулись в поход,
Вы были ханом боевым.
Теперь всю войсковую власть
Алме решил он передать…
Здесь рассмеялся эр-Бакай:
— Пока я дожил до седин,
Какой ни занимал я чин!
И ханом был, и тор-ага,
Но, как вы видите, друзья,
На лбу не выросли рога!
Эр-Алманбета я ценю
Повыше хана самого.
Умен, хитер, отважен, смел,
Большой знаток военных дел.
И это знает эр-Манас.
Отдал разумный он приказ!
Как только Ажибай, Серек
Слова Бакая донесли,
Горластый воин Ырчы уул
Войскам немедля сообщил,
Что к Алманбету одному
Вся власть над войском перешла,
Чтоб подчинялись все ему
В тылу, в походе и в бою.
А если кто-то возразит,
С плеч голова его слетит!
Добившись власти, Алманбет
Не медля обошел войска,
Людей в строю пересчитал,
Чтоб строгим был в пути учет,
Назначить старших приказал.
В десятке старший — он баши,
У сотни старший — жуз баши,
У тыщи старший — мин баши.
И всем он строго наказал,
Считать состав свой по утрам,
Ну, а потом по вечерам.
И если будет недочет,
Башку немедля отсечет.
И каждый воин должен знать —
В пути не будем отдыхать,
Пока до цели не дойдем!
В порядке строгом и в строю
Войска вновь двинулись вперед
Через леса, поля, луга.
Переходили реки вброд,
Короткий делали ночлег —
И так примерно сорок дней,
Не зная отдыха и сна,
Вся армия кыргызов шла.
Главарь дружинников — Кыргыл
В пути совсем уж занемог:
Натер мозоли между ног,
Сидя без отдыха в седле,
Натер он задницу до дыр.
Превозмогая боль и зуд,
Сказал десятнику Бозуул:
— Я ехать дальше не могу.
Наш хан Манас совсем сдурел —
Всю власть китайцу передал.
Он хочет загубить людей,
Загнать в дороге лошадей.
Боюсь, что я в пути умру.
В поход я дальше не пойду!
Живым хочу вернуться в тыл! —
Стонал в бессилии Кыргыл.
И тут ответил он баши
Бозуул во гневе старику:
— Когда всех брали на учет,
Ты был в десятке, старый черт!
Когда Алма нас перечтет,
Тебя не хватит одного.
Башка чтоб не пошла в расход,
Я Алманбету доложу,
Что ты, Кыргыл, в пути подох!
Главарь дружины боевой,
Кыргыл в боях был закален,
И наглой грубостью такой
Был старый воин оскорблен.
И сам пошел к Манасу он.
— Ты сам водил в походы нас!
Теперь я не пойму, Манас,
Кто нас ведет на этот раз?
И почему кыргызов в бой
Ведет китаец на Китай?
Ответ разумный людям дай!
Народ устал и изнурен.
Голодны кони, нужен корм,
И кровь сочится под седлом.
Мы все в дороге перемрем —
И до Бейжина не дойдем!
А может быть, китаец твой
Решил в пути нас загубить?
Измучился вконец народ —
В поход он дальше не пойдет!
Меня просили: — Передай,
Пусть будет проклят ваш Китай!
Послушав старого бойца,
Манас прошелся по войскам
И Алманбету приказал
Дать людям отдых и привал.
Но прежде повелел Манас
Людей в строю пересчитать,
И там, где будет недочет,
Башку от тела отсекать.
И перед ним войска прошли:
В составе полном он баши,
И жуз баши, и мин баши —
Все триста тысяч человек!
Но тут беда одна стряслась:
В десятке, где был сам Манас,
А он баши был Тазбаймат,
Как ни считали, не могли
Десятого бойца найти!
И Алмабет тогда сказал:
— Выходит, трус один сбежал.
А ты, плешивый Тазбаймат,
Подкуплен был или проспал!
Снесите голову ему! —
Алма во гневе приказал.
И мигом шестеро чоро
Баймата к плахе повели,
Чтобы плешивую башку
Секирой мигом отрубить,
И приготовили ведро,
Чтоб кровь бедняги тут же слить.
— Постойте! — заорал Серек. —
А может, Тазбаймат-дебил
Манаса в список не включил?
Решил, что хан не человек!
— Ты мой батыр! Я твой желдет.
Меня в твоей десятке нет!
Выходит, ты меня, нахал,
За человека не считал?!
Зачем ты, добрый мой Серек,
От смерти Тазбаймата спас! —
Смеялся громче всех Манас.
Добро на отдых получив,
Упали наземь все бойцы.
В пути измученных коней
Пустили по лугам пастись.
Зарезав жирных кобылиц,
Устроили привальный той.
Лечили тех, кто занемог,
И спали крепко под луной,
Как говорят, без задних ног.
А на заре хан Алманбет
Пришел к Манасу на совет.
— Мой хан, докладываю вам,
Вот, наконец, мы подошли
К китайским землям, городам.
И чтоб подходы разузнать,
Послать разведку надо нам.
— Кыргыз не знает этот край —
Ты должен сам идти в Китай! —
Ему ответил хан Манас.
— Готов я выполнить приказ,
Но об одном прошу я вас:
Чтоб не было сомнений вдруг,
В разведку пусть пойдет со мной
Надежный, преданный мне друг,
Чоро ваш самый молодой,
Не раз испытанный в боях, —
Бесстрашный, доблестный Сыргак.
В Китае будет нужен нам
Конь Ажибая Карткурон,
Надежный жеребец-вожак,
Он может пригодиться там, —
Сказал Манасу Алманбет.
— Готовьтесь, пусть с тобой идет
В разведку доблестный Сыргак.
Узнаете вы по пути,
Как нам к Бейжину подойти,
Как укрепил свой город враг.
Желаю соколам моим
Вернуться в целости живым! —
Благословил батыр Манас.
И вскоре Алманбет, Сыргак
Никем не веданной тропой,
На поводу ведя с собой
Коня по кличке Карткурон,
Ушли в разведку за кордон.

Сказание о Манасе. Алманбет в стане Манаса

В стане Караборка с железными воротами, подстелив под себя несколько слоев одеял, подложив под голову несколько пуховых подушек, раскинув руки и ноги, сладко спал богатырь Манас – и видел сон.

Снилось ему, что, едучи по предгорной тропе, нашел он меч в ножнах с золотым наконечником, и меч тот был длиною в три-четыре аршина, с медной рукоятью и ровным предрукоятником, с изогнутым клинком и острейшим лезвием. Решил он проверить меч, взмахнул изо всех сил и рассек огромный, с коровью спину, черный камень, лежавший на обочине, так, что лезвие вонзилось в землю. Обрадовался находке Манас, препоясал меч и двинулся дальше. В пути меч его превратился в тигра и далее следовал за ним как попутчик. Когда тигр рычал, все вокруг вздрагивали, звери, встречавшиеся в пути, дрожали от страха и не могли найти себе места, ноги их подгибались, и они преклоняли головы пред ним. Затем белый ястреб с серебряными крыльями обернулся тетеревятником и устремился ввысь. Клекот его странным образом отдавался эхом – так, что все пернатые в небесах теряли голову, не могли больше махать крыльями и с шумом падали под ноги отважному Манасу, ползали пред ним, моля о пощаде.

Ястреб, с головы до кончиков перьев сверкающий белизной, с пухом чистым, как у лебедя, с видом грозным, как у птицы-великана, с клекотом, отличным от других птиц и наводящим ужас, опустился на руку Манаса.

Манас очнулся ото сна, задумался о привидевшемся и с добрыми мыслями поднялся с постели. Он понял, что это был не простой сон, а вещий, и оповестил весь кыргызский народ об увиденном, и попросил растолковать этот сон.

Он направил во все концы света шестьдесят гонцов, чтобы через сорок дней созвать гостей. Гонцы постарались, оповестили всех, кого было нужно, гости засобирались и с радостным настроением согласились приехать к Манасу.

Но народ удивлялся: “С чего это вдруг пиршество? Вроде жена его еще не родила ему сына…” Сорок дней шло приготовление к пиру: готовили скакунов к скачкам, собирали молодежь в ярких одеждах, в мехах бродил кумыс, товары отправили на летовье.

Пришло время пиршества, и стали прибывать со всех концов земли правители и князья, размахивая булавами, шли силачи, шли предводители разных народов, шли все соседние племена.

Начался пир, и он сопровождался различными представлениями. Все скакуны на состязании помчались в сторону Коканда, чтобы завоевать награду в триста лошадей и тысячу овец. Конь Багыша Суркийик – выдающийся был скакун, вот и вышел он вперед, одержал победу, но награду хозяин скакуна Багыш вернул назад, сказав: “Ведь мы свои, пусть награды получают гости”. Кыргызы, казахи и кипчаки вместе потчевали гостей, угощали медом-сахаром, кормили конской колбасой и подгривным жиром, предлагали разные виды масла, поили вдоволь черным чаем.

Когда гости разъехались, в белой юрте Караборка собрались хозяева и Кыргыл с Бакаем во главе, сидели они за скатертью с разными яствами, ели брюшной жир с прямой кишкой, пили кумыс с медом и беседовали. Когда же закончили обсуждать, Манас так повел свою речь:

– Дорогие мои мудрецы, провидцы и ясновидящие, давеча я видел сон, растолкуйте мне его. Ехал я во сне на своем коне Аккула, одет был в Аккубе, двигался медленно. На предгорной тропе нашел я золотой меч, решил проверить его, взмахнул и рассек огромный камень. Обрадовался я находке и продолжил свой путь. Вдруг чувствую что-то у меня на плече, гляжу – меч мой удлинился и свисает до земли. Неожиданно конец меча обернулся тигром, стал мне другом и следовал за мной. Затем поднялся я на пригорок в пути. Тигр же посмотрел на восток, посмотрел на запад, зарычал. Тут собрались все звери и поклонились нам. Я отпустил их всех добром, тогда тигр мой обернулся белым ястребом. Тогда прилетели к нам все птицы и тоже поклонились нам. Радостью весь переполненный проснулся утром я, растолкуйте мне, что все это значит, милые мои друзья.

Долго думали мудрецы, не знали, как растолковать. Через некоторое время мудрец Аджибай попытался что-то сказать:

– Богатырь Манас, я, кажется, понял суть, только если расскажу его, ты уж не обессудь. Ваши дела пойдут хорошо: вы разгромите всех врагов. У китайского народа некогда родился сын, прадед его был Чылаба, дед – Солобо, а отец его Азиз-хан. Самого же юношу зовут Алманбет, хан Кокчо с позором выгнал его, но мы знаем, что это был навет. Юноша тот отважен и мужествен, мудр и честен, справедлив и добродушен. Тогда меч твой во сне – это Алманбет придет к тебе, а все птицы на небе и звери на земле – это народы подчинились тебе. Значит, скоро у тебя будет друг Алманбет, ты его хорошо приветь.

И Аджибай после этих слов благословил Манаса, а остальной люд громкими возгласами радости приветствовал героя. Обрадованный Манас выразил благодарность свою:

– Дорогой мой мудрец, вы всегда были для меня самым лучшим советчиком. Примите от меня эти дары и оставайтесь моим советником.

И он накинул на плечи Аджибая дорогой халат; это громко одобрил бай Джакып, и возрадовался весь народ.

Единственный сын Азиз-хана Алманбет, униженный и оскорбленный, погруженный в горестные раздумья, плелся по пустынной степи.

Разные мысли терзали его, мучили и не давали покоя: он и смерти просил уже, и подумывал даже покончить собой.

Один-одинешенек был он на всем белом свете: ни родни, чтобы заступиться за него, ни друзей, чтобы посоветоваться с ними, ни любимой, чтобы утешить его.

Душа его болела, страдала, и взял он направление на юг. Плелся он по берегу прозрачной реки, где обитало несметное множество птиц: аисты, цапли и чибисы; была там и пискливая пигалица, хозяйка болотистых мест. И без того измученная душа Алманбета не выдержала писка, и богатырь раздраженно обратился к пигалице со словами:

– Чего распелась ты, дурная птица? Иль тоже решила мне докучать? Иль тоже, как все остальные, станешь в безродности меня упрекать? Да, я один, как перст, на белом свете, и некому меня даже схоронить. Да, я одинок, и даже родственников нету, и некому меня в черну землю положить. Не свищи, птичка маленькая, ты душу мне не трави, не упрекай, как сын Айдаркана Кокчо, а не то – стрелу вот получи.

Злой и раздраженный Алманбет достал лук, натянул тетиву и выстрелил в птицу, та упала ему прямо под ноги. Взял Алманбет полуживую птичку на руки, увидел печальные глаза ее и сжалился над ней.

– Ведь говорил же я тебе, не трави ты душу мне. Лучше лети к своим птенцам, да схоронись ты по лесам, – и он, достав черную мазь, смазал крылья ей, перевязал их красной ленточкой да отпустил на волю.

Увлекшись этим занятием, Алманбет не заметил даже, как неподалеку за ним наблюдал сам Манас. Тот смотрел на каждое его движение да удивлялся: “Что за странный человек, не видал таких я век?”

Все в нем было странно: и одежда, и кушак, и каждый выверенный шаг, и облик странный, и томный взгляд, странным было все подряд. Уж не Алманбет ли он, как нынче предсказывал мне сон?

И Манас заторопился к друзьям, чтобы оповестить их о госте сам:

– Послушайте, друзья, радостная весть! Прошу вас странника мне одного привесть, того, который бродит на берегу, скажите ему, что его давно уже жду. Притворитесь сначала вы разбойниками, нападите из засады, свяжите его, посмотрим, испугается ли он. Затем извинитесь, попросите прощенья, развеселите его душу, которая, видел, тоскует, и ведите его ко мне.

Пять богатырей, получив приказ от Манаса, все сделали, как он велел. Когда приблизились к синему шатру с четырьмя макушками, их встретили все: и стар, и млад, а с ними сам Манас. Первые слова приветствия произнес Аджибай, он и упредил горделивые действия Алманбета, пытавшегося приветствовать Манаса, восседая на коне:

– Уважаемый вы наш гость, добро пожаловать к нам! Мы знаем, вы благородного рода, и поклоны отвесим вам. Но наш Манас – правитель он в здешних местах, поэтому к нему не стоит идти впопыхах. Сойдите с коня, как подобает пред царем, отвесьте поклон в знак уважения при нем, как мудрый человек, представьте себя, и будьте желанным гостем, чувствуйте, как дома у себя!

Услышав эти слова Аджибая, Алманбет понял, что все-таки он уже не царь. Он прошел в синий шатер, приветствовал всех и сел не где-нибудь, а сразу меж Манасом и Бакаем.

Манас сразу заприметил хмурое лицо Алманбета и велел подавать угощение. Малик налил кумыса с медом и подал его гостю, тот взял чашу двумя руками и преподнес его Бакаю:

Бакай только испробовал из рук Алманбета кумыс и снова вернул его гостю.

Из чаши же по второму кругу Алманбет пил не спеша, мелкими глотками. Когда он был уже сыт, Манас по обычаю стал расспрашивать его:

– Да будет славным ваш путь, богатырь. По одежде, я вижу, что вы из Китая. Кто вы? И почему вы так грустны?

Все рассказал начистоту Алманбет и прослезился, вспомнив про свою бесприютную жизнь. Уловив настроение Алманбета, Манас обратился к своим:

– Слушайте, дорогие мои сородичи! Высокогорное Ала-Тоо – кто только его не пересекал. На этот раз ко мне прибыл сам китайский принц, это для нас огромный почет и уважение. Сам бог послал нам такого гостя. Преподнесите ему самый лучший халат, подарите ему самого лучшего скакуна, вручите ему мое лучшее ружье Аккелте, мое лучшее копье Сырнайза и мой лучший меч Акалбарс. Это мой знак уважения китайскому народу в лице принца Алманбета.

Сородичи так и поступили: они встретили Алманбета по всем правилам гостеприимства. Люди удивлялись, почему Манас слишком щедро одаривает чужеземца. Столько злата-серебра, столько скакунов быстроногих, столько дорогих халатов из парчи и шелка львоподобный Манас еще никому не дарил. Шепот прошел по толпам людей – люди удивлялись такой щедрости своего правителя.

Наконец вежливый и учтивый, велеречивый, но справедливый Серек встал с места и произнес:

– Богатством-то одарили, мой повелитель, но как же наши церемонии? Или же мы оставим без внимания прибытие такого богатыря, как Алманбет?

– Ты прав, мой Серек! – радостно рассмеялся Манас. – Ты тоже иногда оказываешься полезным своей мудростью. Действительно, как мы можем не отметить такое событие скачками в честь столь славного богатыря, как Алманбет?

В тот же день устроили скачки в честь гостя. Алманбет оставил себе Аккулу, а Саралу позволил включить в состязание. К вечеру кони вернулись к финишу, и впереди был Сарала. Люди радовались такому завершению и громко выкликали имя Алманбета. Семь воинов обслуживали его, то подсаживая на скакуна, то помогая ему сойти на землю. В честь отважного Алманбета витязи пиршествовали два дня и две ночи, а на третий день Манас сказал:

– Дорогой богатырь Алманбет! Ты долгожданный наш гость и брат, весь народ наш за тебя рад. Мы готовы тебя принять к себе, но если хочешь уйти, не перечим тебе. Решай, остаться али нет, пред тобою весь белый свет: коль уедешь, все дары возьми с собой, а останешься с нами, то мы навеки с тобой. Правду честно доложи и вот что нам ты скажи: привечать ли тебя как гостя желанного или же почитать как брата названного?

Узнав, что Алманбет намерен остаться среди кыргызов, обрадовались люди и послали гонцов к отцу Манаса в летовье Бел-Саз близ Самарканда, чтобы оповестить его о названном брате сына.

Обрадованный сообщением Джакып засобирался к сыну, чтобы разделить его радость. От обретения названного сына у Джакыпа по щекам поползли слезы, а у жены его Чыйырды груди налились молоком, как будто она только что родила еще одного сына.

Сам же Манас в честь братания подарил Алманбету пятьсот голов крупного и тысячи голов мелкого скота, восемьдесят кобыл, зарезал множество овец и справил пиршество вновь.

Затем Алманбет вернул Манасу Акулу со словами:

– Дорогой мой брат Манас! Я видел безмерную щедрость твою, и вот скакуна твоего я верну. Мне хватит и остальных, что подарил ты мне, а ты должен остаться на боевом своем коне, тебе, наверное, он верно служил, были вместе вы и в бою и в огне. Я не хочу вас с конем разлучать, не прими за обиду и позволь мне отдать, Аккулу вновь прими, славный брат мой, к себе, мой же конь боевой остается при мне.

Люди еще раз убедились в мудрости Алманбета, они благословили двух братьев, двух друзей и вышли из юрты.

Скакуны из Самарканда скоро прибыли, победившие получили дары, и все гости, довольные, разошлись по домам.